Проблема участия рабов в движении Секста Помпея, несмотря на достаточно подробное освещение в источниках, до сих пор остается одной из наиболее дискуссионных в историографии рассматриваемого периода. Современные исследователи, подобно древним авторам, признают наличие рабов среди сторонников Помпея – младшего, но расходятся в определении их значения и влияния на его политику.

Античная историография выработала два подхода к решению поставленной проблемы. Наиболее распространенной была точка зрения, согласно которой рабы, наряду с пиратами и дезертирами, составляли основу социальной базы государства Секста Помпея. Впервые появилась она в литературном окружении непримиримого противника Секста – первого римского императора Цезаря Августа. В течение четырех десятилетий единоличного правления Август, сам не чуждый увлечению литературой, настойчиво вырабатывал требования, предъявляемые к историческим произведениям, формировал традицию, в соответствии с которой следовало рассматривать события прошлого и настоящего.

Рамки, в пределах которых могли работать исследователи эпохи II триумвирата, были довольно точно очерчены в произведениях, вышедших из-под пера самого Августа. До наших дней сохранилось лишь одно из них – краткая официальная автобиография, известная как «Деяния божественного Августа». Другие сочинения не сохранились, среди них «Автобиография» (доведенная до периода Кантабрийской войны), «Сицилия» (посвященная войне против Секста Помпея), речи, обширная переписка1. Именно эти произведения, хорошо известные в императорскую эпоху, задавали традицию оценок и интерпретации событий римской истории, которую мы можем проследить даже на основании «Деяний...»2.

Секст Помпей, смертельный враг Цезаря Августа, не мог, разумеется, не получить резко отрицательной оценки в его произведениях. К личной ненависти, которую Секст у него вызывал, добавлялась классовая ненависть лидера рабовладельческих слоев италийского общества к человеку, который одну из основных ставок в своей борьбе делал на освобождаемых им рабов3.

Оценка, данная Сексту Помпею Августом, была впоследствии растиражирована в произведениях античной историографии. В соответствии с предъявляемыми императорской цензурой требованиями, Секст изображался совершенно отрицательной личностью. Война против него объявлялась войной с рабами; противопоставлялись отец и сын Помпеи: отец – истинный римлянин, знаменитый полководец, сын – отщепенец, главарь шайки рабов и пиратов4.

Август назвал войну против Секста Помпея «рабской войной» (bellum servile). Этот термин был использован не случайно. Римские историки называли «рабскими войнами» восстания рабов на Сицилии в конце II века до н. э. Таким образом, римлянам подсознательно навязывался нужный императорской власти образ Секста Помпея – вожака рабов, наследника Евна и Афиниона. Единое мест действия только усиливало сравнение и, по мере удаления от событий, «рабские войны» в умах римлян должны были слиться в одну, а Секст окончательно занять свое место в истории как разбойник и рабский вожак5.

Как уже отмечалось выше, взгляды Августа на роль рабов в движении Секста Помпея широко распространились и заняли ведущее положение в античной историографии6. Однако сохранилась и другая точка, в соответствии с которой социальная структура движения Секста была более сложной и рабы были лишь одной из социальных групп, не обладавшей особым влиянием. Виднейшим представителем этого направления был Аппиан Александрийский, живший в первой половине II в. н. э.

Это время характеризуется изменением отношений между принцепсами и сенаторами, из среды которых, в основном, и выходили писатели. На смену периоду преследований, террора по отношению к знатным родам, приходит эпоха, когда «каждый может думать, что хочет и говорить, что думает»7. Императорская цензура ослабевает, и историки получают возможность описывать прошлое в соответствии с собственными убеждениями.

Аппиан Александрийский оставил наиболее беспристрастное описание событий 40 – 30 гг. до н. э. Он с равной тщательностью отмечает все поступки Цезаря Октавиана и Секста Помпея, как положительные, так и неблаговидные8. Избегая штампов, характерных для августовской историографии, писатель стремится определить социальный состав государства младшего Помпея.

Аппиан отвергает представления о движении Секста Помпея как о восстании рабов. По его мнению, значение рабов было велико только в начале его самостоятельной политической карьеры – до захвата Сицилии, хотя и тогда они выступали не в одиночку, а совместно с бывшими солдатами Гн. Помпея Великого, изгнанниками, провинциалами9. В дальнейшем роль рабов уменьшилась. В результате проскрипций, вывода колоний ветеранов, разгрома республиканцев на Востоке, перузинской войны пострадавшие, противники триумвиров, бежали к Сексту. «Кто боялся за себя, кто был лишен своего имущества, кто совершенно не признавал нового государственного строя – все они скорее шли к нему; кроме них и молодежь, стремившаяся участвовать в войне ради наживы и не придававшая никакого значения тому, под чьими знаменами она сражается, – ведь везде она сражается вместе с римлянами – также и она охотнее всего шла к Помпею, стоявшему, по ее мнению, за наиболее справедливое дело»10. В целом, как отмечает Аппиан, социальный состав армии Секста Помпея ничем не отличался от армий триумвиров11.

Переход власти от Антонинов к Северам и последовавшие за этим гражданские войны изменили отношение власти к литературе. Писатели начали возвращаться к традициям августовской историографии, рассматривая, в частности, движение Секста Помпея как рабскую войну, а его социальной опоры называя рабов12.

Таким образом, античная историография дала две основные точки зрения на сущность движения Секста Помпея и, в этой связи, на роль рабов в нем. Современная историография античности в целом сохраняет те же два подхода.

Французский историк XVIII века Г. Роллен в многотомном труде «Римская история от основания Рима до битвы при Акции» собрал огромный фактический материал, но это достоинство является одновременно и недостатком. Погребенный под массой фактов, приводимых античными писателями, автор был вынужден следовать за ними и в оценках тех или иных событий. Рассуждая о социальной структуре движения Секста Помпея, Г. Роллен отмечает его сложность. Помимо пиратов, рабов и разбойников он называет в числе сторонников Секста беженцев из италийских городов, чье имущество было конфисковано при выведении колоний ветеранов. Впрочем, по мнению автора, подобная сложность социального состава связана не со стремлением Секста Помпея к опоре на широкие слои населения, а с неразборчивостью его при приеме сторонников, так как Секст, якобы, принимал «всех без разбора, кто только захотел ему служить»13. Г. Роллен называет среди его сторонников и проскрибированных, но не придает их присутствию большого значения, даже не упоминая их при перечислении социальных групп в движении Секста Помпея14.

В середине XIX века Г. Вебер вообще не отметил рабов в качестве одной из социальных основ государства Секста, указав на его корсарский характер и, соответственно, на пиратский состав движения15.

В конце XIX – начале XX вв. в историографии античности доминирует теория о рабах как об основной социальной составляющей государства Секста Помпея. Данной точки зрения придерживаются ведущие зарубежные и отечественные историки, исследовавшие проблему – Г. Ферреро, М. И. Ростовцев, Р. Ю. Виппер.

Р. Ю. Виппер в «Очерках истории Римской империи» отмечает социальную пестроту «морской державы Помпея», выделяя проскрибированных, италийцев, подвергшихся конфискациям при выводе военных колоний, республиканцев, спасшихся после Филипп и сторонников Л. Антония, выживших после перузинского разгрома. Но, отмечает историк, наряду с римскими эмигрантами особенно заметную роль. Р. Ю. Виппер считает, что «рабы и вольноотпущенники образовали основную силу Помпея», причем подчеркивает, что «преобладание рабов, и притом элемента чужестранного» придает борьбе Секста Помпея против триумвиров классовый характер (по терминологии историка – «резкий социальный конфликт»)16.

К тем же выводам, что и Р. Ю. Виппер приходит в своих исследованиях и другой крупный ученый – антиковед М. И. Ростовцев. По его мнению, движение Секста Помпея – это новое восстание рабов, объединенных общим стремлением к свободе и к свержению гнета рабовладельцев. Война Октавиана с Секстом выделяется Ростовцевым из череды гражданских и внешних войн конца республики. «Война с Помпеем, – пишет он, – была войной не гражданской и не с враждебными нациями, а с обездоленными социальными элементами, созданными организацией рабского труда»17.

К социальной основе государства Секста Помпея М. И. Ростовцев относит также и пиратство, не вступая при этом в противоречие с тезисом о подавляющем значении рабов в нем. Историк, делая обзор пиратства в исследуемую эпоху, отмечает, что источником пополнения корсарских эскадр было, прежде всего, бегство рабов. Пиратство являлось единственной формой социального протеста «обездоленных элементов», так как на суше беглые рабы не могли противостоять профессиональной армии Рима18.

Различаются выводы Р. Ю, Виппера и М. И. Ростовцева при определении роли Секста Помпея в созданном им государстве. Если Р. Ю. Виппер считает Помпея самостоятельным политическим деятелем, претендентом на власть в Римской державе, только использующим в своих интересах социальное возмущение рабов19, то, по мнению М. И. Ростовцева, Секст не более чем символ, вокруг которого объединились рабы для отстаивания своих интересов. «В их среде, – пишет историк, – происходило брожение, они искали свободы и в момент возвращения Октавиана на запад (42 г. до н. э. – В.Р.) вся Италия была насыщена шайками беглых рабов, которые ждали вождя. Таким вождем стал Секст Помпей»20.

Опора на рабов стала, по мнению М. И. Ростовцева, причиной нестабильности, непрочности сицилийской державы Секста Помпея. Опираясь на рабов и пиратов нельзя создать мирное государство, оно может существовать лишь ведя корсарскую политику. По этой причине распался союз Октавиана, Антония и Помпея, заключенный в Мизене (историк называет его III триумвиратом), и собравшийся с силами за время мирной передышки Октавиан уничтожил государство рабов21.

«Секст Помпей, этот царь всех обиженных и угнетенных, главным образом беглых рабов»22 был единственным объединяющим звеном в их движении, как уже отмечалось выше – символом, вокруг которого объединялись «обездоленные элементы». Это привело, по мнению М. И. Ростовцева, к тому, что после гибели Секста «преемника ему не нашлось» и созданное им государство распалось23.

Г. Ферреро придерживается того же подхода к оценке роли рабов в государстве Секста Помпея, что и Р. Ю. Випер и М. И. Ростовцев, хотя и не в столь радикальной форме как последний. Он считает, что основой войска Помпея были рабы сицилийских доменов, принадлежавших римским всадникам и экспроприированных Секстом. Используя рабов Секст «установил посреди моря на трех островах деспотическое управление на азиатский манер; он сделался настоящим монархом, имея в качестве министров образованных восточных вольноотпущенников своего отца». Покровительствуя низшим слоям общества, превратив Сицилию в убежище «для всех рабов, желающих вступить в его армию», Секст Помпей, по мнению Г. Ферреро, подозрительно относился к представителям знати, бежавшим к нему, допуская по отношению к ним «жестокость и насилие»24.

После I мировой войны и Октябрьской революции в историографии происходят изменения в оценках взаимоотношений Секста Помпея и рабов. Исследователи отходят от понимания движения Помпея как уникального, констатируя постоянность использования рабов римскими противоборствующими политическими группировками в гражданских войнах.

В фундаментальной «Истории рабства в античном мире» французский исследователь А. Валлон также придерживается точки зрения о рабах, как социальной опоре движения Секста Помпея. Он, по словам историка, «всячески ухаживал за своими вольноотпущенниками и слугами, чтобы удержать их при себе, и, владея Сицилией, он значительно увеличил свою армию навербованными там рабами».

Однако, собрав сведения античных авторов о привлечении рабов к участию в гражданских войнах II – I вв. до н. э., А. Валлон пришел к выводу, что подобная практика была постоянной. «Как сообщники заговоров или как солдаты в гражданских войнах, рабы принимали участие во всех революциях, потрясавших республику». Особенностью движения Секста Помпея было то, что он первым из политических лидеров конца республики учитывал интересы рабов в своей деятельности. Выражением этого стал Мизенский мирный договор 39 г. до н. э. между Секстом и триумвирами. Впервые в мировой истории рабы указываются в нем как один из равноправных субъектов соглашения. «Верный данному слову, – пишет А. Валлон, – Секст в договоре с триумвирами потребовал (и добился – В. Р.) свободы для всех, кто сражался под его началом». Признание рабов самостоятельным субъектом права связывается автором именно с младшим Помпеем, так как после его разгрома триумвиры пересмотрели мизенские договоренности в части, их касающейся. По приказу Цезаря Октавиана получившие свободу рабы были схвачены и возвращены прежним хозяевам или казнены25.

Одновременно с А. Валлоном подобную точку зрения высказал и английский историк Р. Сайм. В отличие от исследователей конца XIX – начала XX вв., считавших рабов одной из сторон "социального конфликта", Р. Сайм, вводя понятие «социальной революции», определил носителем ее идей свободный пролетариат Италии. При этом не сбрасывается со счетов и движение Секста Помпея. «Социальная революция, – по мнению исследователя, – могла и рабов заключить в свои объятия»26.

Отечественная историческая наука после Октябрьской революции пошла своим, отличным от европейской, путем. Доминирование формационного подхода К. Маркса привело к упрощению и формализации исторических процессов. Политическая история сводилась к борьбе антагонистических классов, в нашем случае – рабов и рабовладельцев.

В 1935 г. на I Всесоюзном съезде колхозников – ударников И. В. Сталин указал, что «революция рабов ликвидировала рабовладельцев и отменила рабовладельческую форму эксплуатации трудящихся»27. Советские ученые – антиковеды в тех конкретно – исторических условиях были обязаны выполнить данные указания. Однако, учитывая то, что рабовладельческий строй пал в V в. н. э., а крупнейшие выступления рабов в древнем мире относятся к "революционному веку Рима" – II – I вв. до н. э. – схему было необходимо доработать.

Для согласования указаний И. В. Сталина и реально – исторических процессов была выработана теория «двухэтапной революции рабов». Основными ее выразителями стали известные советские историки С. И. Ковалев, А. В. Мишулин и ряд других исследователей.

С. И. Ковалев писал: «Революция рабов прошла две фазы, два этапа. Первый этап – гражданские войны конца республики. На этом этапе революция была разбита. Началась реакция, завершившаяся установлением империи. Прошло около 300 лет относительного гражданского мира, после чего в III в. началась вторая фаза революции, продолжавшаяся с небольшими перерывами в течении IV и V вв. и закончившаяся гибелью западной половины империи»28.

Первый этап революции рабов включал в себя Сицилийские восстания, восстание Спартака и завершался гибелью «государства рабов и пиратов Секста Помпея»29. Таким образом, сын респектабельного аристократа Гн. Помпея Великого определялся как революционный вождь. Это противоречие было быстро замечено и исправлено советскими исследователями. А. В. Мишулин «сократил» первый этап революции рабов, закончив его «грандиозным выступлением рабов под руководством Спартака», которое носило подлинно революционный характер30. Движение рабов под руководством Секста Помпея, как не вписывающееся в схему просто замалчивалось.

Впрочем, надуманная схема двухэтапной революции рабов очень быстро показала свою нежизнеспособность. Уже в 1948 г. упоминавшийся выше С. И. Ковалев пересмотрел ее: первая фаза революции была отменена, говорилось лишь о движениях рабов в рамках общих для античного общества социальных изменений II – I вв. до н. э.31

Окончательный отказ от надуманной теории "революции рабов" состоялся в работах выдающегося советского историка античности Н. А. Машкина. Формально разделяя взгляды советской антиковедческой школы, обильно цитируя И. В. Сталина, С. И. Ковалева и других ее представителей32 и критикуя «буржуазных историков» ( Р. Сайма, М. И. Ростовцева), он фактически разделяет взгляды последних, приближая отечественную науку о древнем Риме к передовым для того времени западным образцам.

Н. А. Машкин приходит к выводу о том, что основными противниками в период гражданских войн были группировки, представляющие свободные слои населения. «Эта борьба, – пишет он, – происходила внутри класса рабовладельцев». Как и зарубежные историки, Н. А. Машкин отмечает и активное вовлечение в борьбу рабов: «В конце республики, после восстания Спартака, в Риме не было ни одного самостоятельного выступления рабов. Но, поскольку в производственных отношениях, в быту и в государственной жизни и в области культуры рабы играли исключительно большую роль, вполне естественным было использование их рабовладельцами в процессе классовой и партийной борьбы. Особенно часты были призывы рабов в интересующий нас период». Исследователь отмечает также, что рабы привлекались не только Секстом Помпеем, их призывали почти все борющиеся группы»33.

В то же время Н. А. Машкин не только повторяет, к которым пришла западная историческая наука. Тщательно исследуя данные античной традиции, привлекая другие, во многом нетрадиционные для того периода в историографии источники (в частности, монетную чеканку), историк приходит к выводу о том, что рабы были не единственной и не основной социальной опорой государства Секста Помпея. Н. А. Машкин отмечает даже, что социальный облик движения был не статичен, а изменялся на протяжении его политической карьеры. Начал он как продолжатель дела отца и защитник аристократии. Лишь после мизенского договора 39 г. до н. э., когда знать идет на примирение с триумвирами, в его лагере приобретают значение «иные социальные элементы» – рабы и демократические круги римского общества34.

Указывая на сложность социальной базы движения Секста Помпея, делая попытки вычленить элементы, ее составляющие, рассмотреть их значение на различных этапах политической карьеры Помпея, Н. А. Машкин опередил представителей зарубежной исторической науки, пришедших к рассмотрению данных вопросов лишь в начале 60-х гг. ХХ в.

В это время западные исследователи также отказываются от представления о рабах, как о социальной основе движения Секста Помпея. Обращая внимание на сложность его социальной структуры, различные авторы выделяют иные группы, игравшие по их мнению не менее, а, возможно, и более важную роль, чем рабы. Ф. Мильтнер считал наивысшим достижением Секста в начале его самостоятельной деятельности получение постоянной поддержки испанских племен и жителей провинции35. По мнению Ш. Стоуна социальной базой движения Секста Помпея были сицилийцы36. Исследуя отношения Помпея – младшего с аристократами, Э. Габба отмечает постоянность поддержки, которую оказывали ему последние37.

Особенно часто отмечается значение пиратства, причем, в отличие от построений М. И. Ростовцева – «профессионального». Роль пиратов как социальной основы движения Секста Помпея подчеркивают Ж. Мерьен, Э. Мароти, Л. Перелли и другие. По мнению Ж. Мерьена, Секст просто нанимал на службу профессиональных пиратов – киликийцев38. Э. Мароти считает, что пиратские эскадры «были присоединены к военно – морскому флоту Секста Помпея, их собственные цели, то есть разбой и добыча достигались лишь при случае и попутно, играя лишь подчиненную роль»39. Впрочем, Э, Мароти считает социальной опорой Секста Помпея не только пиратов, но и другие слои римского общества, в частности- аристократов – республиканцев40.

В настоящее время в западной исторической науке сложилось представление о движении Секста Помпея как о сложном в социальном отношении явлении. Уникальность его состоит в том, что в нем выступили под едиными знаменами, с равными правами аристократическая верхушка Рима и рабы, италики и провинциалы, бывшие солдаты Помпея Великого и пираты41.

Несмотря на результаты, достигнутые в исследовании социальной базы Секста Помпея Н. А. Машкиным, советская историческая наука не пошла по его стопам. Отказавшись от нежизнеспособной теории «двухэтапной революции рабов», исследователи эпохи гражданских войн по-прежнему называли рабов социальной опорой сицилийского государства Помпея.

А. И. Кубанова посвятила обоснованию этого заключения отдельную статью. Критикуя Н. А. Машкина, ставящего привлечение рабов Секстом Помпеем в один ряд с другими подобными случаями, автор резюмирует, что «участие рабов в сицилийской войне выходит за рамки обычного привлечения их в войско свободных, действительно часто практиковавшееся в ходе гражданских войн»42. В подтверждение этого тезиса А. И. Кубанова пишет, что участие рабов в движении Секста Помпея отличалось по своему характеру и значению. «Здесь мы имеем дело с массовым бегством рабов, которое нигде и никем не регулировалось». Рабы не получали свободу из рук привлекавших их партий, а сами добывали ее. Отмечая, что «это явление «принимало такие размеры, что становилось опасным для господствующего класса», автор сравнивает движение Секста Помпея с восстанием под руководством Спартака43.

Рабский характер государства Помпея – младшего, по мнению А. И. Кубановой, стал причиной недолговечности Мизенского договора 39 г. до н. э. Прекращение войны означало для рабов репрессии и возвращение их в неволю, так как их освобождение «с точки зрения италийских и сицилийских рабовладельцев было незаконным». Несмотря на достигнутые договоренности Сицилия оставалась центром притяжения для беглых рабов. Секст Помпей мог препятствовать этому лишь силовыми методами, на что, учитывая социальную основу своего государства, пойти не мог44.

Противоречива оценка А. И. Кубановой отношения к Сексту Помпею сицилийцев. Отмечая, что жители острова были недовольны триумвирами и поддерживали Секста при захвате Сицилии, что остров достиг в это время небывалого экономического расцвета, она, в то же время, говорит о том, что «рабовладельцы Сицилии» поддерживали Октавиана в борьбе с Помпеем45.

В 60 – 70 -х гг. теория о преобладании рабов в лагере Секста Помпея доминировала в советской школе антиковедения, причем исследователи, повторяя путь, пройденный западной наукой в период между мировыми войнами, не выделяли это явление из череды ему подобных. Е. М. Штаерман считала, что в эпоху гражданских войн изменился характер классовой борьбы. Переходя на сторону тех или иных группировок (в первую очередь отмечается пример Секста Помпея – В. Р.), рабы стремились к личной свободе, «их действия не имели целью освобождения рабов как класса и переустройство чуждого им общества»46.

Огромную роль рабов в движении Секста Помпея отмечают также С. Л. Утченко, А. В. Игнатенко и другие исследователи47.

С. Л. Ким в ряде работ высказал теорию о том, что привлечение рабов к участию в гражданских войнах на стороне партий носила не случайный, а исторически обусловленный характер, являясь свидетельством разложения антагонистических классов рабовладельческого общества. Вовлекая рабов в междоусобные гражданские войны рабовладельцы сами расшатывали его устои, способствовали осознанию рабами себя как класса, росту их политического сознания. В то же время, в тактическом плане, по мнению автора, участие рабов в конфликтах свободных граждан носило пассивный характер. «Невольники оказывались только «пешками» в руках господствующих классов, ничего не выигрывая в этой борьбе»48.

Начиная со второй половины 80-х гг. отечественная наука возвращается на то направление исследований, которое было намечено Н. А. Машкиным и развивалось в западной историографии с начала 60-х гг. В первую очередь это связано с появлением работ В. Н. Парфенова.

Посвятив изучению социальной базы Секста Помпея одну из глав своей монографии «Рим от Цезаря до Августа», В. Н. Парфенов отмечает ее сложность, выделяя в качестве социальных опор его движения не только рабов, но и республиканскую аристократию, римский плебс, италиков, провинциальных жителей, убедительно доказывает, что распространенное мнение об абсолютном преобладании рабов в движении Секста Помпея сильно преувеличено, подчеркивая наличие у него значительного количества свободных сторонников. Полемизируя с Н. А. Машкиным, исследователь говорит о неизменно большом значении аристократов в государстве Секста. Опровергает В. Н. Парфенов и теорию о противостоянии в лагере Помпея аристократии и вольноотпущенников, постоянным итогом которого было превосходство последних. Опираясь на источники, автор доказывает, что знать и вольноотпущенники в большинстве случаев действовали в единстве, а мнение о доминировании либертинов сильно преувеличено современными, а не древними исследователями. В заключение автор делает вывод, что «личные цели Секста Помпея принципиально не отличались от тех, которые ставили перед собой триумвиры». Таким образом, окончательно опровергается теория о том, что Секст Помпей был лишь символом, вокруг которого объединялись рабы для достижения своих стремлений49.

Вернувшись через несколько лет к рассматриваемой проблеме, В. Н. Парфенов пришел к выводу о том, что базовой социальной группой в движении Секста Помпея были сицилийцы. Финансовые, материальные и людские ресурсы Сицилии стали той основой, которая позволила ему почти десять лет вести на равных борьбу с триумвирами, на службе у которых были все богатства римского государства50. Следует, однако, отметить, что эта работа В. Н. Парфенова в значительной степени опирается на выводы, сделанные в статье Ш. Стоуна51. При этом роль рабов в движении Секста Помпея признается автором ничтожной; даже значение пиратства, не говоря уже о римско-италийских слоях, ставится им выше52.

На сложность социального состава движения Секста Помпея обращают внимание также А. Б. Егоров, А. Б. Снисаренко и И. Ш. Шифман, отмечая, в первую очередь, роль в нем политических изгнанников и италиков, подвергнутых при выводе колоний конфискациям. При этом исследователи подчеркивают пиратский характер движения53.

В середине 90-х гг. была выдвинута перспективная гипотеза о социальной сущности движения Секста Помпея. М. Г. Абрамзон предположил, что Секст в своей деятельности опирался, подобно триумвирам, на профессиональную армию54. Таким образом, как представляется, говорить о взаимоотношениях аристократов, рабов, провинциалов, других социальных групп уже нет необходимости. Вступая в армию Секста или триумвиров, они отказывались от принадлежности к определенным классам, сословиям, от их интересов, защищая в качестве солдат – профессионалов дело своего вождя.

Однако, специфика работы М. Г. Абрамзона, исследующей связь монетной чеканки с пропагандой в Римской империи, не позволила ему подробнее остановиться на доказательстве своей гипотезы. По нашему мнению, она требует дополнительного исследования.

Изучение историографии вопроса о роли рабов в движении Секста Помпея позволяет выделить три этапа, различавшихся подходами к его решению. На первом этапе (конец XIX – начало XX вв.), общем для отечественной и зарубежной исторической науки, доминировала теория о том, что рабы являлись основной социальной составляющей государства Секста. Исследователи этого периода отмечали уникальность явления, считая его социальным конфликтом между классами римского общества. Секст Помпей определялся как покровитель обездоленных элементов.

В период между мировыми войнами пути отечественной и зарубежной исторической науки разошлись. Продолжая считать рабов основой сицилийского государства, западные ученые отметили, что практика привлечения рабов на сторону противоборствующих группировок была постоянной, а Секст Помпей только применял ее в больших размерах.

В отечественной науке этого периода под влиянием политической конъюнктуры доминировала выдвинутая И. В. Сталиным и подхваченная учеными теория о «двухэтапной революции рабов», уничтожившей рабовладельческий строй. Движение Секста Помпея определялось как завершающая фаза первого этапа революции, а его лидер как революционный вождь. В дальнейшем, обратив внимание на несоответствие этого реальному образу Секста, советские историки начали вообще замалчивать его деятельность.

На третьем этапе исследований (вторая половина ХХ века) ученые обратили внимание на сложность социального состава движения Секста Помпея. Впервые эта теория прозвучала в работе отечественного историка Н. А. Машкина, но разрабатываться стала зарубежной наукой с начала 60-х гг. Исследователи относили к социальной основе государства Секста различные слои римского общества, подчеркивая значение отдельных из них (аристократии, провинциалов, пиратов).

Отечественная наука не обратила внимание на достигнутые Н. А. Машкиным результаты в решении проблемы. Отказавшись от теории «революции рабов», советские историки сделали шаг назад, вернувшись к признанию рабов социальной основой движения Секста Помпея, то есть к выводам, сделанным еще в конце XIX – начале XX вв. Лишь в середине 80-х гг. отечественные ученые вернулись к наиболее современному направлению исследований, предложенному Н. А. Машкиным и продуктивно разрабатываемому западной наукой. Связано это в первую очередь с работами В. Н. Парфеновым.

Несмотря на достигнутые успехи, исследования проблемы участия рабов в движении Секста Помпея продолжаются. Появляются новые гипотезы, требующие дополнительного изучения. Настоящая работа является попыткой обзора теорий, выдвинутых современной историографией.

ПРИМЕЧАНИЯ:

1. Античные писатели. Словарь. СПб, 1999. С. 21 – 22.
2. Межерицкий Я. Ю. Клавдий: историк и император// Античность и раннее средневековье. Социально-политические и этнокультурные процессы. Нижний Новгород, 1991. С. 61.
3. RgDA, 25, 1.
4. Vell., II, 73, 1 – 3.
5. RgDA, 25, 1. Сравнить с: Flor., II, 7; Luc., I, 43.
6. Рабы называются основой социальной базы движения Секста Помпея у историков Веллея Патеркула, Флора, Диона Кассия, Аврелия Виктора, поэтов Горация и Лукана: Vell., II, 73, 1; : Flor., II, 18, 1 – 2; Dio Cass., XLVIII, 19, 4; Vict. De vir ill., LXXXIV, 1; Hor. Ep., IX, 8 – 10; Luc., I, 43.
7. Tac. Hist., I, 1.
8. Рязанов В. В. Образ Секста Помпея в римской исторической традиции // Норция. Вып. 4 – 5. Воронеж, 1999, С. 137 – 138.
9. App. B. C., IV, 83 – 85.
10. App. B. C., V, 25.
11. App. B. C., V, 17.
12. Смотреть, например: Dio Cass., XLVIII, 19, 4.
13. Роллен Г. Римская история от создания Рима до битвы Актийской, то есть до окончания республики. СПб, 1766. Т. 15., С. 91.
14. Там же, с. 304.
15. Вебер Г. Курс всеобщей истории. Т. 1. Вып. 3., История римского государства. М., 1860. С. 585, 596.
16. Виппер Р. Ю. Очерки истории римской империи. Ростов н/Д., 1995. Т. 2. С. 98 – 100.
17. Ростовцев М. И. История римской империи. Курс лекций. СПб., 1913. С. 25.
18. Там же, с. 25 – 28.
19. Виппер Р. Ю, Ук. соч., С. 98.
20. Ростовцев М. И. Ук. соч., С. 23.
21. Там же, с. 29.
22. Там же, с. 45.
23. Там же, с. 29.
24. Ферреро Г. Величие и падение Рима. М, 1916. Т. 3. С. 269.
25. Валлон А. История рабов в античном мире. М. 1941. С. 428 – 429.
26. Syme R. The Roman Revolution. Oxford, 1939. P. 231, 238, 255.
27. Сталин И. В. Вопросы ленинизма. М, 1939. С. 412.
28. Ковалев С. И. Две проблемы римской истории // Вестник ЛГУ.,Л.,1947. № 4. С. 92.
29. Ковалев С. И. История античного общества. Эллинизм. Рим. Л., 1939. С. 164.
30. Мишулин А. В. История древнего Рима. М, 1946. С. 98, 103.
31. Ковалев С. И. История Рима. Л. 1948.
32. Машкин Н. А. Принципат Августа. М. 1949. С. 294 – 296.
33. Там же, с. 296 – 298.
34. Там же, С. 194 – 200, 254.
35. Milthner F. Sex. Pompeius Magnus // RE. Hbd. 42. Sp. 2216.
36. Stone Sh. C. Sextus Pompey, Octavian and Sicily // American Journal of Archeology, 1983. V. 87. № 1. P. 11ff.
37. Gabba E. The Perusine War and Triumviral Italy //Classical Philology,1971,V.75, P.148.
38. Merrien J. Histoire mondiale des pirates, flibustiers et negriers. Paris, 1959. Цит. по русскому изданию: Мерьен Ж. Энциклопедия пиратства. М, 1999. С. 42 – 43.
39. Maroti E. Die Rolle der Seerauber unter den Anhangern des Sextus Pompeius // Sozialokonomische Verhaltnisse im alten Orient und im klassischen Altertum. Berlin, 1961. S. 209.
40. Maroti E. Sklavenbewegungen zur Zeit des zweiten Triumvirats // Античное общество. М., 1967. С. 114.
41. Marsh F. B. A History of the Roman World 146 to 30 B. C., L. – NY. 1971. P. 290; Крист К. История времен римских императоров. Ростов н/Д., 1997. Т. 1. С. 91.
42. Кубанова А. И. Движение рабов в гражданской войне 43-36 гг. до н.э. в Сицилии // Ученые записки Тульского ГПИ. Тула, 1958. Вып. 5. С. 50.
43. Там же, с. 56.
44. Там же, с. 60, 66.
45. Там же, с. 50 – 52, 69 – 71.
46. Штаерман Е. М. Древний Рим: проблемы экономического развития. М., 1978. С. 183. См. также: Штаерман Е. М. Расцвет рабовладельческих отношений в Римской республике. М., 1964. С. 154, 219 – 253. И другие работы того же автора.
47. Утченко С. Л. Кризис и падение Римской республики. М., 1965. С. 143 – 145; Игнатенко А. В. Армия в государственном механизме рабовладельческого Рима эпохи республики. Свердловск, 1976. С. 189.
48. Ким С. Р. К вопросу о трансформации антагонистических классов в римском обществе. Поздняя республика // Проблема античной истории и культуры. Ереван, 1979. Т. 1. С. 368. Ким С. Р. Участие рабов и либертинов в гражданских войнах поздней римской республики // Античность и средневековье Европы. Пермь, 1996. С. 55, 60.
49. Парфенов В. Н. Рим от Цезаря до Августа. Саратов, 1987. С. 68 – 87.
50. Парфенов В. Н. Секст Помпей и сицилийцы // Античный мир и археология. Саратов, 1990. Вып. 10. С. 63 – 73.
51. Stone Sh. C. Sextus Pompey, Octavian and Sicily // American Journal of Archeology, 1983. V. 87. № 1. P. 11 – 22.
52. Парфенов В. Н. Секст Помпей и сицилийцы, с. 63.
53. Егоров А. Б. Рим на грани эпох. Л., 1985, С. 82; Снисаренко А. Б, Властители античных морей. М.,1986. С.170 – 173; Шифман И. Ш. Цезарь Август. Л.,1990. С.64.
54. Абрамзон М. Г. Монеты как средство пропаганды официальной политики Римской империи., М., 1995. С. 9.

СОКРАЩЕНИЯ
App. B. C. – Аппиан Александрийский. Гражданские войны.
Dio Cass. – Дион Кассий. Римская история.
Flor. – Л. Анней Флор. Эпитомы римской истории.
Hor. Ep. – Кв. Гораций Флакк. Эподы.
Luc. – М. Анней Лукан. Фарсалия.
RE – Pauly – Wissowa Real – Encyclopadie der Klassischen Altertumswissenschaft.
RgDA – Деяния божественного Августа.
Vell. – Веллей Патеркул. Римская история.
Vict. De vir ill. – Аврелий Виктор. О замечательных мужах.
Tac. Hist. – Корнелий Тацит. История.